Если хочешь быть счастливым, Счастье сей вокруг себя: Накорми бродягу, кошку, В зимний холод воробья,
Посади цветок у храма, Приюти, кого не ждешь. С православной верой в сердце Что посеешь, то пожнешь.
Если каждый солдат твоей будущей армии будет сеять вокруг себя свое счастье и общее добро, то скоро, а может быть, и не очень скоро, но однажды ты обязательно увидишь в своем городе большой прекрасный фонтан любви… – Но, - возразила Катюша,- если я у себя дома скажу, что разговаривала со Святой горой, мои дядя и тетя будут смеяться, а потом еще и подшучивать надо мной при людях. Бабушка скажет, что я фантазерка и просто махнет на меня рукой, а дедушка. Дедушка скажет, что я переутомилась, перегрелась на солнце и поведет меня к врачу. – А кому еще ты можешь рассказать о Святой горе? - спросила я. – Дома есть еще братик Саша, есть двоюродная сестричка, есть соседка Маша, есть Рекс, - загибая пальцы, перечислила Катя. – А они будут смеяться и махать на тебя руками? - поинтересовалась я. – Нет, пожалуй, - Катюша задумалась. – Братик скажет, а как это – разговаривать с горой? Девочки скажут, что тоже хотят… Рекс ничего не скажет, но мне поверит и смеяться точно не будет, и руками махать не будет… У него вообще – лапы». – Вот им всем и расскажи. И кормушку для птичек на зиму смастерите с ними, - почти приказала я. – Но они маленькие, - засомневалась Катюша. – А Рекс тоже маленький? - уточнила я. – Нет. Рекс большой и очень умный, но он все-таки собака, - серьезно ответила Катя. – Это ничего, что маленькие… Это хорошо. Это просто отлично! С вами будет большой и умный Рекс. У вас все получится, - сказала я. Мы засмеялись. Автобус остановился у железнодорожного вокзала. Мы с Катюшей крепко обняли друг друга, тепло попрощались со всеми и разошлись по своим платформам. Я вошла в вагон. Состав тронулся мягко и, набирая скорость, покатил по рельсам. Прощай, море! Прощай, Святая гора! Прощай, лето! Я достала мобильник. Надо было сообщить Сергею и Анне Петровне, что у меня все в порядке, но телефон зазвонил прежде, чем я собралась набрать номер. Мне позвонили все: и Сергей с Анной Петровной, и дед Савелий с маленькой Анной, и соседи, и батюшка Владимир. Стало так хорошо, так тепло, так уютно, что к глазам подступили слезы. Такой избыток доброго человеческого внимания… Редко бывает такое счастье. «Счастье? - задумалась я, заглянув поглубже в свои чувства. - Нет. Не хватает еще чего-то… И это что-то важное. Это то, чего не хватает для ощущения полноты счастья». Я попыталась освободиться от этой мысли. Я стала укорять себя за неблагодарность Богу, так щедро одарившего меня свидетельством человеческой любви… «Стоп. Человеческой любви, - вдруг поняла я. – А как же большая семья Земли, которая только что приняла меня?» Я улыбнулась, представив себе Святую гору с круглой вершиной-головой и мобильным телефоном в каменных руках. «Сказка, конечно, но красивая…» - вспомнила слова шофера автобуса. «А все красивое имеет право жить. Все красивое должно быть правдой», - добавила я от себя. И вновь улыбнулась. Я нашла недостающее важное. Вот если бы не только люди, но и Святая гора от имени всей земной семьи пожелали мне доброго пути, я была бы совершенно счастлива. Возможность этого не показалась мне невероятной. Смеркалось. Мерно стучали колеса. Мягко подрагивал поезд. Было время вечерней молитвы, но сон подступал как-то особенно неумолимо. «Сейчас, - сказала я себе, - вот полежу еще самую малость… Тем временем заснут все в купе, заснут все в вагоне. Я выйду в коридор и буду там одна. Никто не помешает моей молитве». Глаза закрылись сами собой. Я вспомнила Катюшин рассказ о ее дедушке. Если бы он мог прочитать мои мысли, он не повел бы меня к врачу. Он срочно бы вызвал «Скорую помощь» на ближайшую станцию. «Нет. Это слишком просто, - решила я в полусне. - Куда интереснее – ночь… Погоня… Борьба… Захват…» А дальше все было как наяву. Белая машина с красным крестом, со включенными фарами и мигалкой под вой сирены и свист суховея мчалась сквозь ночь по степи в погоню. В погоню за нашим поездом. Она поравнялась с вагонным окном. Ее дверь раскрылась. В окно полетели тросы с «кошками» на концах. С сухим треском разбилось каленое стекло. Его осколки засвистели, как пули. Из белой машины с красным крестом появились не врачи в белых халатах, а вооруженные боевики в черных масках. Они схватили меня и потащили в черный провал разбитого окна. «За что?» - закричала я, сопротивляясь изо всех сил. Обвинения зазвучали четко, громко и грозно: «За нарушение покоя в умах граждан. За пропаганду нетрадиционного образа мышления. За мистическое растление душ несовершеннолетних. За создание неизвестного вида психотропного оружия. За ведение идеологической войны против традиционно мыслящих граждан с привлечением неизвестных науке сил и сущностей». «Нет! Нет! - закричала я. - Нет ни войны, ни оружия, ни растления душ, ни неизвестных сущностей! Есть только любовь! Полюбите друг друга и Землю как живую, как члена своей семьи и мы тотчас обнимем друг друга, как братья и сестры». В ответ нападавшие направили на меня оружие. «Жаль, - ответила я, - если для вас традиционный образ мышления, недоверие, подозрительность и война – я действительно против вас». Бой возобновился. Я сражалась не на жизнь, а нас смерть. Я защищала любовь, то есть жизнь всей семьи планеты Земля. Моя победа – жизнь, мое поражение – смерть, смерть всей Земли. Но силы были неравны. Я слабела и все более и более приближалась к провалу окна. Его вид изменился. За ним уже не было белой машины с красным крестом. За ним уже не было ничего человеческого. Черная адская яма с адским огнем в глубине грозила проглотить меня. Удары врагов становились все беспощаднее. Я ощущала настоящую острую боль. Я знала, что не сдамся, но понимала, что не могу победить. Страшный удар сразил меня. Я упала на край ямы и поняла, что не смогу подняться. Мой мозг, использующий в повседневной жизни десять процентов своих возможностей, включился, видимо, на полную мощность.. В какую-то долю секунды он с потрясающей ясностью представил мне ужасающую картину смерти планеты Земля. Моя боль слилась с болью, с последней смертной болью каждой живой души и с болью каждого неодушевленного существа земного мира. Это была еще не смерть. Это была только мысль о глобальной смерти, но боль этой мысли была такова, что человек, не сосредоточенный на себе лично, но чувствующий свою причастность к большой семье, мгновенно бы умер от такой боли. Мой организм, «включенный» кем-то на полную мощность, выжил. «Боже! – беззвучно закричала я. – Умереть, защищая друзей своих, почетно. Я бы сказала Тебе спасибо за хорошую смерть. Я бы сказала Тебе спасибо за боль, если бы точно знала, что обещанная мне жизнь вечная не только для меня… Но для всех. Для всех, Боже! Мы все твои дети!»
|